– Ты рассуждаешь верно! – услышал он голос Ольги. Она стояла в дверях кабинета.
– Разве я что-то говорил?
– Да, ты рассуждал вслух, – почему-то смутилась Ольга.
Сергей был готов поклясться, что не произнес ни одного слова. Никогда не замечал за собой такого свойства. Он недоверчиво посмотрел на жену, стараясь понять, говорит ли она правду. На секунду ему показалось, что глаза ее изменились. В них появилась такая бездонная глубина, сравнимая разве что с глубиной Космоса. Это была какая-то бездна, где одновременно было Все и Ничто, то Великое Ничто, которое порождает Все – Время, Пространство, Звезды. У него закружилась голова. Через секунду он овладел собой и снова взглянул в глаза Ольги. В них светились доброта, участие и ласка.
Прошло четыре месяца. Короткая весна на острове сменилась летом. По краям высохших болот зажужжало комарами покровье спелой черники. У Сергея никогда не хватало терпения собирать эту ягоду. Зато Ольга наслаждалась. Чернику ели с сахаром, просто так, ею начиняли вареники, смешивали в миксере со сметаной. Дети ходили с рожицами и руками, перепачканными ее красным, чернеющим на воздухе, соком. Мошкара и комары тоже извлекали свою пользу из ягодного сезона, вволю напиваясь кровью людей, вторгнувшихся в их царство. Единственное средство, которое их могло отпугнуть, – это ветки багульника, который рос у высохшего болота. Но от резкого специфического запаха у самих людей начинала болеть голова. По вечерам Сергею приходилось своим методом лечить искусанные комарами руки и ноги детей. Его способности почему-то не удивляли Ольгу. Она отнеслась к появлению их совершенно спокойно, не расспрашивая, как будто новоявленное чародейство равносильно доморощенной мази из сока подорожника. Не удивляли ее и необычно богатые уловы угрей, которые Сергей приносил теперь с рыбалки.
Угрей коптили, и теперь в кладовой с потолка свисала целая бахрома их черных, с коричневым оттенком копчений. Некоторые из них достигали в длину двух метров и были толщиною с руку. На острове росло много бука и граба, древесина которых лучше всего подходит для копчения. Любая пища, если она повторяется каждый день, надоедает. Это не относится к копченому угрю. Конечно, если не есть его слишком много. Но его можно есть каждый день, и каждый раз вы будете наслаждаться неповторимым вкусом. Во всяком случае он пользовался большим успехом, особенно у детей. Как только на столе появлялся угорь, они уже в предвкушении вкусового наслаждения, которое у детей является главным и наиболее сильным чувством, начинали с нетерпением ерзать и глотать слюну, ожидая, когда мать даст каждому по куску лакомства. Они рвали его зубами, как голодные волчата, потом обсасывали покрытую золотистым жиром кожу и уже не хотели ничего другого, чтобы подольше сохранить вкусовые воспоминания. Сергей в этом случае смеялся, ему хотелось достать из кладовой еще и еще рыбину, но Ольга не разрешала, боясь, что слишком жирная пища навредит детскому желудку.
Странные отношения установились между ними. Днем Сергей, поглощенный повседневными заботами, как-то расслаблялся. Исчезала его настороженность. Он видел в Ольге жену. Забытое чувство любви к ней, казалось, вернулось к нему вновь. Как и прежде, он любовался ее ловкими и изящными движениями, как и прежде, в нем просыпалась нежность при виде ее красивого строгого лица и стройной фигуры. Но наступала ночь, и приглушенная дневными заботами настороженность возвращалась к нему. Он ничего не мог с собой сделать. Ольга восприняла состояние мужа с присущим ей тактом. Ах, эта тактичность. Она угнетала еще больше. Сергей начал стыдиться своей "недееспособности" и как-то попытался побороть в себе мешавшую ему мнительность, но потерпел позорное фиаско. Это окончательно вывело его из себя, и он ушел на несколько дней в лес. Там, на большой поляне, в двух километрах от юго-восточного края большого болота, он построил шалаш и жил в нем. Постелью ему служила охапка сухой травы и шкура убитого оленя, которую он высушил, растянув между деревьев.
Через несколько дней, успокоившись, он вернулся домой. И опять Ольга ничем себя не выдала. Все было так, как будто он никуда не уходил. Терпению и такту этой женщины не было предела. Единственно, что она высказала ему, был упрек в том, что он спит на земле. Она настояла, чтобы он брал пару одеял, если собирается заночевать в лесу. Он так и сделал, отнес одеяла в шалаш, но больше не оставался там на ночь.
Прошел еще месяц. Лето было в разгаре. Поспела брусника. На полянах и опушках леса появились грибы. Как-то вечером, ужиная на веранде, разговорились о них. Сергей очень любил соленые рыжики. Они только недавно стали появляться в ельниках, особенно много их была на южных отрогах горы Франклина, как продолжал называть ее Сергей, покрытых еловыми лесами. Решили завтра пойти туда и заночевать, если понадобится, в пещере. Эта пещера, давно открытая им, была их постоянным приютом в походах за рыжиками. Приготовили две большие корзины и легли спать.
Они были уже в дороге и шли по дну глубокого оврага, конец которого выходил прямо к отрогам горы, как над лесом послышался никогда не слышанный здесь звук. Но Сергей не мог ошибиться в его происхождении – это был гул винтов вертолета. Он то затихал, то возрастал с новой силой. Наконец, затих. Было ясно, что вертолет сел рядом с их домом. Побросав корзины, они бросились назад.
На поляне перед домом стоял большой, окрашенный в защитный цвет вертолет. У вертолета расхаживали трое. Два громадного роста негра и белый. Все одеты в комбинезоны военного образца. Белый, вернее, рыжий, так как волосы его носили огненно-рыжий оттенок, увидев возвращавшихся Сергея и Ольгу, приветливо помахал им рукой. Затем достал из нагрудного кармана рацию: