– Особенно их женщин! – послышалась реплика.
– Согласен. Хотя, – пошутил Сергей, – еще не имел возможности убедиться. Конечно, – продолжал он, – мы не можем пойти на такой эксперимент, который предусматривает вскрытие кокона. Это было бы бесчеловечно, и мы не имеем права это делать. Впрочем, для нас он и не имеет существенного значения. Как вы знаете, ни одно растение отсюда не сможет прижиться на Земле.
Как развивались события дальше? Дав человеку бессмертие, Разум, будем его так называть для краткости, должен был учесть и последствия, которые выразились бы в безудержном росте населения и привели бы к тому же результату, что и машинная цивилизация. Поэтому он резко ограничивает рождаемость, делая мужчин этой планеты бесплодными. Бесплодие, безусловно, связано с мужчинами – это вытекает из того, что титаны да и земляне способны оплодотворить местных женщин. У потомков мужского пола таких браков способность эта сохраняется на два-три поколения, а потом тоже исчезает.
– Ну, а откуда появились кентавры?
– Эту загадку СС тоже разгадала. Кентавры были созданы Разумом этой планеты.
– Какой смысл?
– Был смысл, если считаться с интересами растительного разума. Судя по всему, центр агрессивности у лапифов развит не меньше, чем у землян. Рано или поздно это привело бы к соперничеству между племенами, войнам, а если к войнам, то и к государству. А государство неизбежно привело бы к развитию оружия и, следовательно, к машинной цивилизации. Кентавры послужили средством выполнения двух задач: первая – регуляция численности лапифов, а вторая – наличие постоянной угрозы со стороны разумного, но биологически совершенно чуждого вида. Эта угроза мешала развитию соперничества между племенами лапифов. Повторяю, цель системы заключалась в том, чтобы во что бы то ни стало избежать машинной цивилизации, чего она и добилась. Должен сказать, добилась сравнительно гуманным способом.
– Почему "гуманным"? – возразил Николай. Он поднялся со своего места и возмущенно заговорил: – Мы только что были свидетелями сцен, которые не могут восприниматься иначе как ужасающая жестокость и, я бы сказал, распущенность и безнравственность.
Сергей усмехнулся.
– Скажи, Николай, разве человек не проявил жестокость к остальному миру, уничтожив большую часть животных и растительных видов во имя своих экономических интересов? Не превратил ли он часть суши в пустыню и не довел ли он биосферу Земли в конце XX века до катастрофы? Здесь же Разум не тронул ни одного животного вида. Потом, мы имеем дело с совершенно другим Разумом, и его понятия о морали, так же, как и понятия о жестокости, отличаются от наших. Следует ли нам подходить к оценке этой системы с нашими мерками? Нравственность растет с уровнем социального развития. Здесь же он почти нулевой. Хотя уже при объединении лапифов в племена уровень нравственности значительно повышается. Если сравнить поведение оседлых лапифов и диких фавнов, то эта разница представляется ощутимой.
– Мне кажется, у них слишком гипертрофирован половой инстинкт. Здесь нет логики. Если Кибела хотела ограничить рождаемость, не проще было бы ей подавить этот инстинкт?
– Но тогда подавлен был бы и сам разум. Он не может развиваться без внешних побуждений, а половой инстинкт – одно из самых сильных. Вот подавление его, по конечному результату, было бы большей жестокостью по отношению к виду.
– И все же, – настаивал Николай, – такие воздействия на разумные существа бесчеловечны.
– Правильно, бесчеловечны. Мы имеем дело не с человеком, а с Разумом другой биологической природы. Мораль зависит в первую очередь от нее, затем уже от уровня социального развития. Скажи, кто же поступает более бесчеловечно: человек, который откармливает бычка с целью получения мяса, или Кибела, дающая лапифам бессмертие и вечную юность, но лишившая их возможности создания машинной цивилизации? Понимаю, нам, биологически не отличающимся от лапифов, становится обидно за наших собратьев, но так ли уж несчастливы они? Отец жены моего сына был современником Рамзеса Великого и погиб лишь сравнительно недавно.
– И все же это приношение в жертву человека… Вспомни, Сергей, Игоря! Наш долг цивилизованных людей…
– Остановись! – резко оборвал его Сергей. Последние слова Николая привели его в сильное замешательство. Владимиру показалось даже, что отец испугался.
– Я не меньше тебя переживаю и скорблю о судьбе Игоря и Синченко, но, – голос его зазвучал гневно, – ты же историк, Николай, и прекрасно знаешь, что наша цивилизация самая грязная из всех возможных цивилизаций в космосе. Нашел чем хвастаться! Цивилизованные люди! Да ты вспомни, что позволяли себе эти цивилизованные люди в течение своей многовековой истории, и жертвоприношения лапифов покажутся тебе детской забавой. Ты помнишь… в кремлевской Оружейной палате висит картина "Тризна Святослава". На ней русский воин держит за ноги грудного младенца и собирается его рассечь мечом, а у его ног, протягивая с мольбой руки, лежит мать этого ребенка. А ведь русские во времена княжества Святослава были более цивилизованы, чем лапифы. Лапифы не кормят врага жарким, приготовленным из его детей. Лапифы не гадают на рассеченном чреве беременной женщины, не пьют, как эликсир здоровья, кровь невинных младенцев, подобно Константину Великому, не принимают ванны из крови девственниц, не пожирают трупы своих жертв, подобно жрецам ацтеков или каннибалам Соломоновых островов… я уже не говорю о газовых камерах, о концлагерях – это продукты высших этапов цивилизации… Так что не надо лучше о цивилизации. – Он минуту помолчал, чтобы успокоиться, и жестко закончил: – Что бы там ни было, мы никогда не будем вмешиваться в уклад здешней жизни, нравится он нам или нет. Мы никогда не пойдем на колонизацию этой планеты, тем более, что уже имеется опыт, который закончился трагично для самих колонизаторов.